Павел стоял в коридоре и смотрел, как Марина готовится перед зеркалом. Через приоткрытую дверь спальни он видел её силуэт — женщины, с которой прожил восемнадцать лет. Она надевала бордовое платье, которое он когда-то подарил ей на годовщину свадьбы. Тогда Марина сказала, что оно слишком молодежное для её тридцати девяти. Но сегодня надела его без колебаний.
Павел прислонился к стене, наблюдая за знакомыми движениями. Марина поправляла волосы, наклоняла голову влево — всегда именно так, оценивая свой вид. Потом взяла духи — дорогие, которые берегла для особых случаев. Три нажатия на распылитель вместо одного.
Что-то кольнуло его под рёбрами. Не боль — предчувствие. Мужчины после сорока становятся чуткими к таким вещам. Это приходит с опытом потерь, разочарований и компромиссов. Павел научился читать знаки задолго до того, как они складывались в слова.
— Ты к Ольге собралась? — спросил он, входя в спальню.
Марина вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. Улыбнулась дежурной улыбкой, которую Павел видел последние пять лет.
— Да, она пригласила меня на день рождения племянницы. Я говорила тебе вчера.
Павел кивнул, хотя помнил, что вчера она ничего не говорила. Но спорить не стал. В их возрасте мужчины учатся выбирать битвы, которые не стоят усилий.
Он сел на край кровати, наблюдая, как Марина надевает серьги. Те самые рубиновые серьги, которые достались ей от матери. Она надевала их всего три раза: на свадьбу, на защиту его докторской и на похороны отца.
— Красиво выглядишь, — сказал Павел.
Марина замерла, потом продолжила возиться с застежкой.
— Спасибо. Не жди меня к ужину. Там долго застолье.
Павел встал у окна. На улице моросил мелкий октябрьский дождь. Фонари уже зажглись, хотя был только шесть вечера. Он любил эту осеннюю меланхолию. Она давала право на усталость, паузы и размышления.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил Павел, не оборачиваясь.
Марина остановилась у двери.
— Конечно. На конференции по урбанистике. Ты рассказывал про человеческий фактор в городском планировании.
— А ты сидела в первом ряду и конспектировала от руки. Единственная из трёхсот, кто не фотографировал слайды.
Марина опустила взгляд. Павел видел это в отражении окна — она боролась с чем-то внутри себя: желанием сказать правду или жалостью к нему.
— Мне пора, — тихо сказала она.
— Возьми зонт. Дождь усиливается.
Марина кивнула и вышла в коридор. Павел слышал, как она надевает плащ, звякают ключи, щёлкает замок — и тишина.
Он остался у окна, глядя на расплывающиеся огни. В груди нарастала пустота — не болезненная, а странно спокойная. Как будто он давно готовился к этому моменту.
Телефон завибрировал на тумбочке. Сообщение от Андрея: «Паш, дома? Надо поговорить, срочно».
Павел набрал ответ: «Дома. Приезжай».
Пока ждал друга, прошёл на кухню. Достал бутылку виски — подарок коллег на пятидесятилетие. Два года стояла нетронутой. Сегодня подходящий день, чтобы открыть.
Налил виски, сел за стол. Кухня была идеальной — Марина всегда следила за порядком. На холодильнике — магниты из Праги, Вены, Барселоны. Последний — из Сочи, три года назад они были там. После Сочи они больше никуда не ездили вместе.
Звонок в дверь. Андрей, мокрый и встревоженный.
— Проходи. Виски будешь?
— Давай. — Андрей стянул куртку и прошёл на кухню. — Слушай, неловко об этом говорить...
— Ты видел Марину с кем-то? — закончил за него Павел.
Андрей замер с бокалом в руке.
— Ты знаешь?
— Догадываюсь. Сегодня она надела мамины серьги. — Павел усмехнулся. — Восемнадцать лет с человеком, и учишься читать знаки, как древние жрецы.
Андрей сел напротив, покрутил бокал.
— Я видел её в «Провансе». В ресторане на Тверской. Они держались за руки.
«Прованс» — дорогой ресторан с видом на Кремль. Марина всегда мечтала поужинать там. Он обещал сводить её в годовщину, но забыл. Точнее, решил, что очередной ужин дома будет практичнее.
— Кто он? — спокойно спросил Павел.
— Не знаю. Мужчина лет сорока пяти, седина в висках. Дорого одет. На «Мерседесе» приехали.
Павел сделал глоток виски. Алкоголь обжёг горло, но боль была приятной.
— Знаешь, Андрей, я не злюсь. Злость требует энергии, а у меня её давно нет.
— Паш, это же твоя жена!
— Была женой. Последние пять лет мы просто соседи.
— Жена готовит ужин, я приношу зарплату. Она смотрит сериалы, я читаю. Мы даже спим в разных комнатах. Я храплю, она любит прохладу.
Андрей молча смотрел на него. Павел знал, что друг понимает. У него самого был тяжёлый развод три года назад.
— Что будешь делать? — спросил Андрей.
— Ничего. Подожду, пока она сама скажет или не скажет. Может, это просто интрижка.
— А ты? Ты чувствуешь себя живым?
Павел задумался. Когда он чувствовал себя живым? Когда сердце билось не от стресса, а от предвкушения? Когда утро начиналось с улыбки, а не с будильника?
Телефон завибрировал. Сообщение от Марины: «У Ольги гости. Останусь ночевать. Не жди».
Он показал экран Андрею. Тот присвистнул.
— Наглость.
— Нет, это отчаяние. Она хочет, чтобы я возмутился, устроил скандал. Но я не могу. Я выгорел.
Они молча допили виски. Потом Андрей ушёл, обещал заехать завтра. Павел остался в большой четырёхкомнатной квартире.
Прошёл по комнатам, включая свет. Гостиная с кожаным диваном, кабинет с библиотекой, спальня Марины с туалетным столиком. В её комнате пахло праздничными духами. На кровати лежало синее платье, которое она отвергла. На туалетном столике — помада, рассыпанная пудра.
Павел сел на край кровати. Подушка хранила запах её шампуня. Он закрыл глаза, вспоминая первую встречу на конференции.
Она подошла после его доклада, задала умный вопрос про влияние архитектуры на психологию горожан. Они проговорили до закрытия зала, потом пошли в кафе, гуляли до рассвета.
Первое свидание через неделю. Она опоздала на полчаса, прибежала раскрасневшаяся. Извинялась, смеялась, рассказывала про свой день. Он влюбился в её искренний смех.
Свадьба через год. Скромная, только близкие. Марина плакала, когда он надевал ей кольцо, сказала, что это слёзы счастья. Он верил.
Рождение Лизы. Марина рожала четырнадцать часов, он держал её за руку. Когда врач положил дочку ей на грудь, они оба плакали. Это был лучший день его жизни.
Павел открыл глаза. Где та Марина? Куда делась та, которая смеялась, спорила о политике, читала Бродского? Когда она превратилась в уставшую женщину, для которой главное — счета и чистота? Или это он изменился?
Телефон зазвонил. Номер Лизы. Дочка училась в Лондоне, звонила раз в неделю.
— Привет, пап. Как учёба?
— Нормально. Завтра экзамен.
— Пап, а где мама? Она не отвечает на звонки.
— У подруги, заночевала там.
— Ага. Пап, у вас всё в порядке?
— Мы просто устали друг от друга. Иногда это нормально.
— Но вы любите друг друга? — спросила Лиза.
Павел молчал. Любовь — большое слово для того, что осталось между ними.
— Пап?
— Иногда этого достаточно.
После разговора Павел прошёл в кабинет, достал документы — свидетельство о браке, полис страхования. Разложил на столе, изучая сухие строчки. Вся их жизнь умещалась в папку А4.
Сел за компьютер, открыл почту. Тридцать непрочитанных писем, работа, реклама, поздравления. И одно от Кати Вороновой: «Приглашение на кофе всё ещё в силе».
Он долго смотрел на письмо. Катя умная, красивая, разведена, воспитывает сына. Они часто пересекались на работе.
Он начал печатать ответ, стёр, начал снова — и снова стёр. Что он мог предложить этой женщине? Усталого мужчину с разочарованием?
Телефон завибрировал. Сообщение: «Подумал, вам стоит увидеть это. Доброжелатель». Фото: Марина в ресторане, смеётся. Напротив — мужчина, седина в висках, дорогой костюм, смотрят друг на друга.
Павел удалил сообщение. Открыл ответ Кате: «Завтра в семь? Хорошая кофейня на Патриарших». Написал и почувствовал лёгкость. Не злость, а разрешение жить дальше.
Вышел на кухню, Марина оставила ужин. Выбросил котлеты, приготовил омлет. Съел у окна, глядя на дождь.
В одиннадцать Марина позвонила.
— Паш, задержусь. У Ольги сложная ситуация. Надо поддержать.
— Понимаю.
Пауза. Он слышал её дыхание, шум ресторана.
— Паш?
— Да?
— Ничего. До завтра.
— До завтра, Марина.
Павел понял — это был их последний разговор. Завтра всё изменится. Марина придёт с покрасневшими глазами, сядет напротив и скажет: «Нам надо поговорить». Или не скажет. Но он больше не будет играть.
Павел выключил свет, лёг в постель. Впервые за много лет уснул без снотворного. Сон: он молодой, идёт по набережной с девушкой. Не с Мариной, а с незнакомкой. Они счастливы.
Проснулся от звука ключей. Марина пришла. Тихо прошла в ванную, долго стояла под душем.
Павел поставил кофе, сделал тосты. Марина вышла в халате, с мокрыми волосами. Остановилась в дверях, увидев его.
— Ты рано встал.
— Не спалось. Кофе?
Она кивнула, села за стол. Павел налил ей чашку, сел напротив. Они молча смотрели друг на друга. В их глазах не было слов.
— Паш, я...
— Знаю. Андрей видел вас в «Провансе».
Марина побледнела, потом покраснела. Она выглядела растерянной, почти испуганной.
— Это просто друг. Коллега. Приехал на конференцию.
Павел кивнул. Ложь давалась ей тяжело.
— Марина, не надо. Мы взрослые. Давай признаем — наш брак закончился давно.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Ты не злишься?
— А смысл? Любовь без поддержки умирает.
Марина встала, подошла к нему, обняла. Он обнял её, чувствуя знакомый запах.
— Прости меня.
— И ты меня. За равнодушие и усталость.
Они стояли долго, обнявшись. Два человека, которые когда-то любили друг друга.
— Я уеду к маме на неделю, обдумать всё.
— Хорошо.
Она ушла собирать вещи. Павел остался один в большой квартире. Впервые за много лет одиночество его не пугало.
Он открыл окно. Дождь прекратился, воздух был свежим. Жизнь продолжалась. Не та, которую он планировал, но эта была его.
Павел достал телефон, открыл чат с Катей: «Может, не будем ждать вечера? Завтрак на Патриарших через час?» Ответ пришёл мгновенно: «Договорились».
Источник: Дзен-канал “РАССКАЗЫ ВЕРЫ О ЖИЗНИ”
Читайте также:
- Проводница продала моё купе другим пассажирам, сказав, что я не появлюсь
- Продавщица мясного шепнула, почему лучше не брать мясо на рынке по утрам. Теперь прихожу за ним только вечером
- Как я искал попутчика, а нарвался на содержанку - неприятная история одного круиза по Персидскому заливу
Фото создано в Шедевруме
